Сохранение многочисленных элементов старой системы трудовых отношений на

региональном и отраслевом уровнях, административных и корпоративных

"перегородок", недостаточная мобильность трудовых ресурсов, связанная в том

числе и с неразвитостью рынка жилья, привели к формированию чрезвычайно

сегментированного рынка труда. Резко выросла дифференциация в уровнях оплаты

труда, особенно если учесть скрытые выплаты, не всегда связанные с различиями

в экономической эффективности организаций.

Одним из факторов дифференциации оплаты труда служило хроническое отставание

темпов роста номинальной заработной платы в бюджетной сфере от средней

заработной платы по стране, которое происходило на фоне увеличения

численности работников бюджетной сферы, не подкрепленного необходимым

финансированием. Сравнительно низкий размер минимальной заработной платы по

сравнению со средней заработной платой по стране также служил фактором,

способствовавшим росту дифференциации заработной платы и поддержанию

избыточной занятости.

В целом существовавшее до принятия нового Трудового кодекса от 30.12.2001г.

(вступившего в силу 1 февраля 2002 г.) трудовое законодательство

характеризуется жестким регулированием отношений найма и увольнения,

ориентацией на защиту существующих рабочих мест и закрепление их за

работниками, перегруженностью льготами и гарантиями, которые финансирует

работодатель, не имеющий для этого необходимых оснований и стимулов.

Это послужило одним из решающих факторов, способствовавших развитию латентных

процессов на рынке труда и связанного с этим массового неисполнения трудового

законодательства. Созданные в первые годы реформ Федеральная служба занятости

и Государственный фонд занятости населения Российской Федерации не были

рассчитаны на подобное развитие рынка труда и не смогли существенно повлиять

на положение в сфере занятости.

Сравнительно низкий уровень централизации Фонда занятости (20%) затруднял

перераспределение его ресурсов в пользу регионов, в которых складывалась

критическая ситуация с занятостью. Это вело к тому, что избыточные средства

концентрировалась в регионах с благополучной экономической ситуацией, где,

благодаря высоким доходам и занятости, собиралась основная часть страховых

взносов, но где они не могли быть израсходованы по назначению и с должной

отдачей.

Если в начале 1996 г. в органах службы занятости регистрировался почти каждый

второй человек, занимающийся поиском работы, то конце 2000 г. так поступал

лишь один из восьми безработных.

В заключение данного раздела хочется сделать небольшое замечание по вопросу об

идеологии российских реформ постсоветского периода.

Говоря об идеологии реформ в России в кон.80-нач.90-х г.г. вообще, в широком

контексте, необходимо заметить, что идеология реформ, те цели и задачи,

которые ставились перед страной этим мировоззрением, формировались не только на

уровне государства, но и на уровне общества. И

значительная часть этого общества понимала суть реформ гораздо иначе, чем

государство.

Нас интересует, какую роль данное мировоззрение отводит в связке «человек и

общество» труду. Ведь человек не трудится, не ищет работу не

только потому, что не может найти работу, но и потому, что просто

не хочет работать, т.к. труд как таковой не представляет для него никакой

ценности. Статья 1 Закона о занятости в РФ гласит, что: « Занятость - это

деятельность граждан, связанная с удовлетворением личных и общественных

потребностей, не противоречащая законодательству Российской

Федерации и приносящая, как правило, им заработок, трудовой доход».

Очевидно, что ценностные ориентиры в области занятости значительной части

населения России 90-х и начала 2000-х годов существенно отличаются от тех

положений, которые сфомулированы в п. 1 статьи 1 Закона о занятости.

Часть населения России в 90-е г.г. понятие «реформы» восприняло как возможность

жить, не работая. Их идеологией стало мировоззрение, близкое к идеологии

западной контркультуры 60-70-х г.г., суть которой наиболее систематично

изложил Г.Маркузе. Необходимо заметить, что «идеология реформ» этой категории

россиян в меньшей мере близка к мировоззрению, близкому к западной

контркультуре, большая часть этой категории российского населения разделяет

идеологию чисто российской уголовной субкультуры с соответствующими

атрибутами (лексика, мимика, фольклор, имидж, традиции, мировоззрение).

Все это привело к тому, что основными сферами экономики России 90-х г.г. были

не сфера реального производства, а сфера распределения и эксплуатации,

присвоения природной ренты (добыча сырья и т.п.). В V разделе данной работы

автор вновь кратко остановится на данной проблеме.

Кто же эти люди? Это социальные паразиты: рэкетиры, коррумпированные

чиновники, проститутки, попрошайки, бомжи, наркоманы, приверженцы многих

тоталитарных сект, проповедующих отказ от социальной деятельности («Белое

братство», «Аум синрике» и др.), воры, неоправданные с экономической точки

зрения «посредники» в бизнесе, разного рода мошенники (МММ, «Хопер-инвест»,

«общества экономичекой взаимопомощи», «каталы», «лохотронщики» и т.д.),

взяточники, члены экстремистских организаций («лимоновцы» и т.п.) и т.п.

В связи с вышеизложенным попытаемся дать описание культурной, ментально-

ценностной основы современной российской модели экономики, или, выражаясь

словами М.Вебера, «ее духа». От того, какова эта основа, зависит многое в

экономике любой страны. Экономика – это единая система и, чем лучше в ней

идут дела, чем богаче страна, ее бюджет, тем легче будут решаться и проблемы

беработицы и занятости.

Роль экономической культуры в хозяйственной жизни. Когда

российские «шокотерапевты» начинали реформы, то они были твердо убеждены, что,

по­добно тому, как вода всюду течет сверху вниз, реформирование экономики

лю­бой страны возможно на основе универсальных рецептов неоклассического

«Экономикса». В наши дни становится очевидным: методов «лечения» эконо­мики, в

равной степени пригодных и для Америки, и для Японии, и для Новой Гвинеи, к

сожалению нет. Дело в том, что развитие любой экономической сис­темы (рыночной

ли, командной или смешанной) в какой-либо конкретной стране ограничено рамками

национальной экономической культуры, которая во многом определяет лицо

национальной модели экономики.

Экономическая (хозяйственная) культура (экономическая ментальность

) есть совокупность стереотипов и ценностей, влияющих на хозяйственное

пове­дение. Эти стереотипы и ценности являются общими для крупных социальных

общностей (этносов, конфессий). Национальная хозяйственная культура

нема­териальна и часто трудноуловима, но именно она определяет форму развития

экономических систем в той или иной стране. Немецкий социолог В. Зомбарт

сформулировал зависимость хозяйственной жизни от культур­ных стереотипов

предельно лаконично: "Экономика - это культура".

Ее изменения очень медленны, поэтому, например, экономика переживающей НТР

Японии имеет множество особенностей, роднящих ее скорее с хозяйственным

строем доиндустриальной Японии, чем современной Америки.

Важным компонентом экономической культуры являются господствующие

представления об этически допустимых («правильных») формах и образцах

по­ведения, которые становятся фундаментом правовой культуры. Национальная

экономическая культура (ментальность) обусловливает, в свою очередь,

специ­фику развития преобладающих форм криминального поведения.

Каковы культурологические основы современного рыночного хозяйства? Вспомним

полемику по этому поводу между двумя великими немецкими эко­номистами-

социологами рубежа XIX - XX веков М. Вебером и В, Зомбартом. В. Зомбарт

считал "духом" капитализма всякое стремление к получению де­нежного

богатства. В таком случае предпосылкой развития капитализма, по Зомбарту,

является стремление к роскоши, расточительству, престижному по­треблению.

Напротив, М. Вебер отмечал, что объяснять сущность буржуазного

предпринимательства только лишь «стремлением к денежному богатству»

принципиально недостаточно. Он выделил два качественно различных типа

«стремления к наживе»: один основан на использовании различных форм наси­лия

(обман, грабеж, взятки и т. д.), другой — на использовании добровольного и

взаимовыгодного обмена. Жажда наживы любой ценой не только не является

буржуазной, но, напротив, тормозит развитие нормального рыночного хозяйст­ва.

"Повсеместное господство абсолютной беззастенчивости и своекорыстия в

деле добывания денег, — подчеркивает Вебер, — было специфической харак­терной

чертой именно тех стран, которые по своему буржуазно-капиталистическому

развитию являются "отсталыми" по западноевропейским масштабам". Формирование

«нормального» капитализма возможно, по Веберу, только там и тогда, где

побеждает мораль «честной наживы», предпола­гающая взаимовыгодность

экономических отношений для всех ее участников.

Экономическая история XX века, когда к рыночному хозяйству стали при­общаться

страны "третьего мира", предоставила обильный материал для срав­нения

возможностей развития капитализма "по Зомбарту" и "по Веберу". Там, где

бизнес приобретал черты своеобразного общественного служения (регион

конфуцианской цивилизации), рыночное хозяйство развивалось органически,

ускоряя развитие общества. Если же предпринимательство воспринималось как

своекорыстная нажива любой ценой (страны Африки), рыночное хозяйство

приобретало форму нароста, паразитирующего на национальной экономике. Сама

история вынесла своеобразный вердикт: чтобы предпринимательство ста­ло

основой экономической жизни общества, оно должно иметь в глазах боль­шинства

населения имидж честного и достойного занятия.

Этическая оценка предпринимательства в российской экономической

культуре. Когда радикал-реформаторы в 1992 г. закладывали на долгие

десяти­летия вперед фундамент российской модели переходной экономики, то за

же­лаемый образец обычно брали американское хозяйство. Американская

либе­ральная модель рыночного хозяйства есть наиболее чистое выражение

идеоло­гии "протестантской этики" с характерным для него культом "честной

наживы" и himselfmademan (в буквальном переводе — "человека, который сделал

себя сам") как образца жизнедеятельности. Но в какой степени эти этические

сте­реотипы совместимы с российской культурой?

Существует ли в российской экономической культуре благожелательное от­ношение

к деятельному индивиду, обязанному своей карьерой только самому себе? Для

ответа на этот вопрос необходимо в конечном счете выяснить, на­сколько велика

в российской культуре ценность индивидуализма. Мнение, что русские, в отличие

от западноевропейцев и тем более американцев, ставят кол­лективистские

ценности намного выше индивидуалистических, встречается на­столько часто, что

его можно считать тривиальной банальностью. Сравнитель­ные этно-

культурологические исследования в общем подтверждают эту точку зрения. Англо-

саксонские страны (США, Великобритания, Австралия), где до­минирует

протестантская этика, характеризуются самыми высокими индексами

индивидуализма, в странах Западной Европы с преобладанием католицизма

ин­дивидуализм развит слабее, еще слабее — в конфуцианских и мусульманских

странах Азии и православной Восточной Европы. При слабости

индивидуали­стических ценностей himselfmademan воспринимается большинством

окружаю­щих как выскочка, который делает свою карьеру, "идя по головам".

Естествен­но, что в таких условиях бизнесмен классического типа — бизнесмен

как еди­ноличный лидер — выглядит аномалией, антиобщественным элементом.

Существует ли, далее, в российской экономической культуре качественное

разграничение «честного» и «нечестного» бизнеса? И на этот вопрос также

придется дать отрицательный ответ. Дело отнюдь не сводится к тому, что в

со­ветскую эпоху жажда богатства клеймилась как моральное извращение.

Харак­терная деталь: в классической русской литературе XIX века нет буквально

ни одного положительного образа предпринимателя, зато отрицательных — скопъко

угодно. Схожую картину рисует и знакомство с русским фольклором. Среди народных

пословиц многие осуждают погоню за богатством (сошлемся лишь на общеизвестное

«От трудов праведных не наживешь палат каменных»), но трудно найти ее

одобряющие. Можно, видимо, утверждать, что традицион­ная российская

(православная?) экономическая ментальность в принципе не знает понятия

«честная нажива» и склонна негативно оценивать любые способы обогащения.

Конечно, в советский период это осуждение индивидуалисти­ческого стремления к

достатку не могло не усилиться, но семена падали на под­готовленную почву.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59