В самом оригинале мы встречаемся с разговорно-диалектной формой один раз (“аржаная солома”), а в пародии данная особенность воспроизводится в каждой строфе (“аржаней спелой ржи”, “аль ходить не годна”, “я зашшытничек твой”, “пашаничный поэт”). Т. о. в данной пародии окарикатуривается, выпячивается на первый план такая деталь авторского стиля, как стремление к использования нестандартных, разговорно-диалектных форм языка.

Пародисту М. Глазкову кажется неудачной образная игра Риммы Казаковой, в результате чего в пародии эта неудача многократно обыгрывается и высмеивается. М. Глазков

    Многотиражная руда.
    И я живу, коплю я, собираю…
    А запираю? Нет, не запираю.
    Римма Казакова.
    Во время одно жил на свете Плюшкин.
    Скупей Гобсека был он! Да скупей.
    О нём поведал Пушкин?
    Нет, не Пушкин,
    А Гоголь Н. в одной из эпопей.
    О, Плюшкин – жмот! Усердно собирал он
    Всё от гвоздя до старого ремня.
    А запирал?
    конечно запирал он
    В отличие от нынешней меня.
    И я коплю, на возраст не взирая,
    Отвалы руд словесных, не таю.
    А запираю?
    Нет, не запираю –
    Я их… многотиражно издаю.

Автор пользуется следующими средствами осмеяния текста поэтессы: Создание комического контекста для цитат из текста оригинала (“запирал”, “собирал”);

Создание синтаксических конструкций, повторяющих конструкции стиха Р. Казаковой: у Казаковой– “… А запираю? Нет, не запираю…”;

    у Глазкова – “поведал Пушкин? Нет, не Пушкин! ”.

Языковая игра поэтессы доводится до абсурда с помощью трансформации содержания стиха при сохранении его внешней формы.

Обыгрывание неудачных попыток создать неординарный образ в стихотворении путём окарикатуривания этого образа, выпячивания его на первый план, гиперболизация авторской ошибки– таковы основные средства имитации в рассматриваемых нами пародиях. В. Я. Пропп [6, с. 104] определяет так сущность карикатуры: “Берётся одна частность, одна деталь; эта деталь преувеличивается и тем обращает на себя исключительное внимание, тогда как все другие свойства того, кто или что подвергается окарикатуриванию, в данный момент вычеркнуты или не существуют”. В. Я. Пропп приводит также высказывание Бергсона, который считает, что “…искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить эту, порой неуловимую особенность и сделать её видимой для всех путём увеличения её размеров”. Не этот ли приём создания пародии мы наблюдаем у А. Иванова, М. Глазкова и других авторов? !

Но мы упомянули также о роли гиперболы в создании пародического произведения. В чём её отличие от карикатуры, ведь и карикатура– средство художественного преувеличения? В. Я. Пропп разграничивает эти явления по принципу “целое – часть целого”, т. е. “… в карикатуре преувеличивается частность, в гиперболе – целое”. Несмотря на условность границы между гиперболой и гротеском, мы считаем необходимым развести эти понятия, также пользуясь градацией В. Я. Проппа. Отличие гиперболы от гротеска в том, что в гротеске преувеличение выходит за рамки реальности и переходит в область фантастики. Это обстоятельство нам чрезвычайно важно, т. к. именно фантастическую картину очень часто рисует перед нами пародист.

На наш взгляд, гротеск как один из художественных приёмов реализуется в следующей пародии:

    Владимир Скиф.
    Буквальная лирика.
    Томилось “О”, прислушивалось “У”
    Искало “И” и воли, и покоя,
    Да выло “Ы”,
    Да спрашивать судьбу боялось “А”,
    Да “Э” вело рукою …
    Олеся Николаева
    Я помню “Н” пьянила мне глаза,
    А “П” паскудно лапами сучило,
    Ревело “Р” как вешняя гроза,
    А “Т” меня с тобою разлучило.
    Бодалось “Б” как буйвол или бык,
    И что-то “Ц” циничное бросало,
    “Ч” чертыхалось, “К” кроило крик,
    А “Д” украдкой дулю показало…
    … Я пошатнулась. Буквы надо мной
    То “Ф – ыркали”, то
    “Ш” – елестели сбоку
    И только “Ж” держалось стороной
    В молчании от “М” неподалёку.

Автор пародии продолжает образный ряд поэтессы, но если у неё это образная игра носила условный характер, то у пародиста воплощается в конкретно—действенную форму. Если у поэтессы ассоциации, рождаемые буквами, несут в себе лирический заряд, даже попытку философствования, то у пародиста ассоциации носят предельно сниженный, утрированный характер (“д”–дулю показало” и т. д. ). Гротеск проявляется в данном случае за счёт переноса условного плана содержания стихотворения в план буквальный, реализующийся на глазах у читателя и героя пародии, т. е. имитация как принцип ЯИ проявляет себя через гротеск, через смещение грани “условность–реальность”. Наряду с этим сдвигом происходит тиражирование образных средств пародируемой поэтессы, в результате чего возникает эффект назойливости, неорганичности, и как следствие всех этих факторов– комический эффект. В следующих пародиях, как основной художественный приём создания пародии будет выступать приём окарикатуривания, как и во многих пародиях, рассмотренных нами выше. А. Иванов в пародии “Поездка” обыгрывает строчки, “За наш проезд, за нас двоих

    Я в кассу брошу две монетки”.

Он вырывает их из контекста и развивает свой небольшой сюжет на основе ситуации, изложенной в оригинале, причём развитие получают именно эти две строчки, а не весь отрывок, представленный Ивановым.

    А. Иванов.
    Поездка.
    Давай, любимая, начнём,
    Как говорится, всё сначала.
    Пусть по каляевской везёт
    Нас вновь троллейбус двадцать третий.
    За наш проезд, за нас двоих
    Я в кассу брошу две монетки.
    И вспыхнет свет в глазах твоих,
    Как солнышко на мокрой ветке.
    Михаил Пляуковский
    … Сияет солнце в синеве,
    Копеек горсть ладонь ласкает.
    Беру четыре (две и две)
    И в щелку кассы опускаю.
    Тень грусти на лице моём
    Ты взглядом жалобным поймала.
    Да, если едем мы вдвоём,
    То одного билета мало.
    …А я—мужчина и поэт!
    На небе ни единой тучки.
    Держи, любимая, билет,
    Я знаю, ты отдашь с получки…
    Люби меня и будь со мной,
    Поездка снова нас связала.
    Как? У тебя был проездной? !
    Ну что ж ты сразу не сказала! ..

Пародист даёт возможность читателю сравнить оба контекста. Эффект возникает за счёт совмещения в нашем сознании восприятия оригинала и пародии. Подобным же образом выстраивается пародия А. Мурая.

    А. Мурай.
    Уснул, а проснулся … от скуки
    От нечего делать во сне.
    Какие-то лёгкие руки
    Как дождик, бродили по мне.
    Глеб Горбовский.
    На лавке вокзальной, скучая,
    Я спать захотел и прилёг.
    Спросонок решил выпить чая
    И начал искать кошелёк.
    Обшарив и куртку, и брюки,
    Я вспомнил о том, что во сне
    Какие-то лёгкие руки
    Как дождик, бродили по мне …

В пародии А. Мурая обыгрывается образная игра автора. Образ из стихотворения–оригинала “Какие-то лёгкие руки как дождик бродили по мне” вписывается в другой контекст, в котором он приобретает иную мотивировку, в результате чего возникает комический эффект.

    А. Иванов.
    Разговор.
    Бесконечными веками –
    есть на то причина –
    разговаривал руками
    любящий мужчина.
    Римма Казакова.
    Повстречался мне нежданно
    И лишил покоя.
    И что я ему желанна
    Показал рукою.
    Молча я взглянула страстно,
    Слово не сказала
    И рукой, что я согласна,
    Тут же показала.

Метафора Риммы Казаковой “разговаривал руками” окарикатуривается в пародии А. Иванова. Образ принимает буквальное наполнение, в результате чего возникает комический эффект. А. Иванов перефразирует фразу, многократно её повторяет: “показал рукою”, “развести руками”, “поговорили”. Через тиражирование образа оригинала реализуется принцип его окарикатуривания.

    Анатолий Парпара.
    Не надо.
    Рай ты мой адский, прощай и прости!
    Хватит и мёда и яда.
    Опыт – как надо, смогла обрести,
    Только узнав, как не надо.
    Римма Казакова.
    Муза, неисповедимы пути
    Горечи и отрады.
    Опыт – как надо, смогу обрести,
    Только узнав, как не надо.
    Вот заграница прошла, словно миг:
    Франция, Рим и Канада …
    Разве смогла б описать, как не мил
    Мир, где бывать мне не надо.
    Муза, ты знаешь ведь, как тяжело
    Сознанью от скорбного взгляда,
    Когда от тебя отделяет стекло
    Вещи, которых не надо.
    Если б не сумочка, что так пуста –
    Не то чтоб франка –сантима,
    Разве б я знала, что блузка вон та
    Мне
    Не
    Необходима.
    Муза, неисповедимы пути
    Страдания и услады.
    Опыт – как надо, смогла обрести,
    Только узнав, как не надо.
    Вот и стихи принесла я в печать.
    Печать же печатать рада.
    Муза, ну что б догадалась сказать:
    “Римма, печатать не надо”.

ЯИ Р. Казаковой служит объектом для пародирования и другому автору, Анатолию Парпаре.

В пародии сохраняется стиль поэтессы и её образная игра, но меняется содержательная сторона стихотворения. Пародист имитирует философскую направленность стиха–оригинала, но в пародии размышление лирической героини приобретают меркантильный, бытовой характер:

    “Если б не сумочка, что так пуста –
    Не то чтоб франка –сантима,
    Разве б я знала, что блузка вон та
    Мне
    Не
    Необходима.
    Муза, неисповедимы пути
    Страдания и услады.
    Опыт – как надо, смогла обрести,
    Только узнав, как не надо. ”

Т. е. в пародии присутствуют два семантических пласта: философский и бытовой, в результате чего возникает смысловой оксюморон. Имитируя авторское произведение, пародист использует приём прямой цитации неудачного приёма поэтессы. В результате совмещения всех этих приёмов возникает комический эффект. М. Владимов.

    Ещё раз про любовь…
    Я вас люблю ветвями.
    Я вас люблю пешком.
    И теми горбылями,
    Что живы под снежком.
    Я вас люблю трамваем,
    Идущим не туда.
    Владимир Соколов.
    Я очень энергичен.
    И, как дитя искусств,
    Ужасно экзотичен
    По части нежных чувств.
    В любви неподражаем,
    Признаюсь без стыда:
    Могу любить трамваем,
    Запутав провода.
    Могу любить машиной,
    Могу любить пешком,
    Могу любить рейсшиной,
    Отбойным молотком…
    И все сначала вроде
    Довольны. Но затем
    Мне говорят: “Володя,
    Вы любите не тем! ”

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11